География Глобус

Постановка педагога Екатерины Гранитовой историчен, и в этом его главное достоинство. От смерти Брежнева к смерти, оледенению общества — подобный путь проходят студенты Олега Кудряшова, вспоминая свою биографию и пытаясь пробраться в шкуру человека постарше.

Перед нами жизнь аутсайдера в провинциальной Перми. Современному театру редко удаётся осмыслить суть духовных перемен, случившихся с российским обществом за несколько последних десятилетий.

На эпическую картину русского постимперского мира не хватает сил и разбега, смелости и таланта. Это история взрослого человека, задержавшегося в своём детстве и в своём времени, не переступающего грань взросления.

От мала до велика, что окружает героя, — реальность страшных безвременных 1990-х: бандитско-милицейская окружение, накопление капитала, разбитые судьбы, призраки смерти.

Здесь, в 1990-х, жизни никак нет. Школьник Витя Служкин, когда-то подменивший на траурной церемонии кассету реквиема на кассету с разудалый «Феличитой», возвращается в родную школу учителем географии.

По сути, этому алкоголику и поэту, неудачнику и аутисту — персонажу, в котором узнаётся и Веничка, и Гуревич того же Ерофеева, и ещё бесчисленный сонм героев эпохи безвременья, эпохи полётов во сне и наяву, — трудиться всё равно где.

Балагур и нециничный шутник, муж несчастной, униженной бытом жены, всеобщий товарищ и страдающий неизвестной болезнью духа отщепенец, изгой.

Он чувствует стихию школы будто свою, он вернулся в свою естественную среду, оставшись в плену детских представлений и мечтаний, детского хулиганского куража и детской безбоязненности.

Географ сливается со школьным двором, становится его частью, превращаясь одновременно и в любимца класса, и в объект насмешек.

Излюбленный учитель — не тот, кто учит предмету, а тот, кто учит верно жить и воспринимать жизнь. На территорию историософских размышлений буржуазный арена, сегодня захватывающий всё большие пространства в России, вступить не решается.

Студенты играют роман Алексея Иванова «Географ глобус пропил», и сквозь комплект точных бытовых узнаваемых сценок проступает история страны, история культуры, история общества.

На сцене обретают плоть люд 1980-х, 1990-х и, быть может, 2000-х годов. В одной из своих каскадных шуточек Витя Служкин пошутит максимально жутко: «Хоть бы ядерная война началась: бах — и всё».

История, написанная Алексеем Ивановым, — это история о том, будто человек 1980-х, человек свободы, перестроечных иллюзий, оказывается не нужен, не востребован в 1990-е годы, выброшен из реальности, оказывается бесприютным скитальцем.

Однако не это одно создаёт волнительную интонацию утекающего, рассасывающегося времени.

В будет частых интермедиях актёры шустро формируют несложный оркестрик (музыкальность вообще доля педагогического